Е.П.Зыкова
Поэма/стихотворение о сельской усадьбе
в русской поэзии XVIII – начала XIX вв.
(Сельская усадьба в русской поэзии XVIII- начала XIX века. Составление,
вступительная статья и комментарии Е.П.Зыковой; Институт мировой литературы им.
А.М.Горького РАН. М., «Наука», 2005, с. 3-36)
Русская усадьба как сложный культурно-исторический комплекс привлекает
в настоящее время большой интерес как ученых, так и читающей публики. Один
за другим выходят сборники историков и архитекторов, посвященные этой теме.
Большой вклад в ее разработку внесли сборники Общества по изучению русской
усадьбы (ОИРУ)1, сборники, выпускаемые ведущими музеями-усадьбами
(Остафьево, Ясная Поляна, Пушкинские горы, Большие Вяземы и др.). Появился
и обобщающий академический труд «Дворянская и купеческая усадьба в России
XVI-XX вв.»2.
Литературный материал, тема усадьбы в русской поэзии и прозе, также
привлекает в последнее время внимание исследователей. Помимо отдельных
статей, книги В.Щукина3, П.Рузвельт4, Е.Дмитриевой и О.Купцовой5
рассматривают различные аспекты взаимодействия литературной и усадебной
культуры, в основном на материале литературы XIX–начала ХХ вв. Настоящая
книга, сосредоточиваясь на поэзии XVIII – начала XIX вв., предлагает иной,
преимущественно жанровый подход.
Если в романтической и последующей поэзии XIX в. трактовка усадебной
темы определяется индивидуальным стилем автора, то, обращаясь ко времени
становления русской поэзии в XVIII в., мы сталкиваемся с иной ситуацией.
Поэтическое сознание этого времени связано определенным литературным
этикетом, когда жанровые модели еще доминируют над индивидуальным
1 Возобновленный сборник «Русская усадьба», регулярно выходит, начиная с
1994 г.
2 Под ред. Л.В.Ивановой, Ю.А.Тихонова, Я.Е.Володарского. М., УРСС, 2001.
3 Щукин В. Миф дворянского гнедза. Геокультурное исследование по русской
классической литературе. Краков, 1997.
4 Roosevelt P.R. Life on the Russian Country Estate. A Social and Cultural History,
1995.
5 Е.Дмитриева, О.Купцова. Жизнь усадебного мифа. М., 2003.
2
стилем автора, т.е. выбирая тему, поэт одновременно выбирает и определенный
жанр, предназначенный для разработки этой темы и подсказывающий ему
отношение к изображаемому, ряд традиционных мотивов и т.д.
В отечественном литературоведении принято рассматривать поэзию,
посвященную усадьбе, в границах анакреонтики6, связывая ее традицию с
французской «легкой поэзией» XVIII в. Идеологическую значимость
анакреонтическому воспеванию скоропреходящих радостей жизни (вина, любви
и дружеских пирушек) придавал пафос свободолюбия, подразумевавший
неприязнь к правительству, нежелание служить и делать карьеру. Но этот
отрицательный пафос, широко распространенный в русской поэзии рубежа
XVIII-XIX вв., затрагивал лишь определенную струю усадебной поэзии и не
охватывал ее целиком.
Как моральные установки анакреонтики, так и присущий ей пафос
отрицания государевой службы неспособны были питать усадебную поэзию в
целом. Они отражали в лучшем случае мировосприятие хозяина-«гостя»,
ненадолго заехавшего в собственную усадьбу покутить, но мало
соответствовали мировосприятию человека, постоянно живущего в родовом
поместье или проводящего в нем полгода, на зиму же перебирающегося в
столицу. Для такого хозяина усадьбы гораздо ближе, органичнее должны были
быть идеалы, которые предлагает в XVIII – начале XIX в. пастораль7.
Присмотревшись к этому жанру внимательнее, мы обнаружим, что его
«несерьезность» – мнимая. Собственно, пастораль представляет собой не
столько единый жанр, сколько целый конгломерат жанров, объединенных
особым предметом изображения – сельской жизнью на лоне природы – и
особым отношением к предмету изображения – убежденностью в том, что жизнь
6 Например, авторы научного издания Анакреонтических од Г.Р.Державина (М.,
1987) включили в приложение и поэму «Евгению. Жизнь Званская», из недавних
работ можно указать на статью В.А.Кошелева «Усадебная поэзия.
К.Н.Батюшков, П.А.Межаков, А.А.Фет» в кн. «Русская усадьба», вып. 9 (25), М.,
2003.
7 Пастораль привлекает в последнее время большое внимание литературоведов.
В МГОПУ регулярно проходит научный семинар, посвященный специально
проблемам пасторали См. Пастораль в системе культуры: метаморфозы жанра в
диалоге со временем. М., 1999; Пастораль идиллия, утопия. М., 2003.
3
на лоне природы является наиболее нравственной, невинной, счастливой. К
пасторальным жанрам относятся идиллия или эклога, георгика (поэма,
изображающая сельские труды и берущая за образец «Георгики» Вергилия), а
также пасторальная лирика, пасторальная комедия, пасторальный роман8.
Исследователи английской литературы XVII-XVIII вв. выделяют поэму /
стихотворение о сельской усадьбе (country-house poem), как особый малый жанр
в границах пасторали, имеющий свой литературный этикет, свой набор
обязательных тем и мотивов, свои (хотя и весьма нестрогие) формальные
особенности. Речь идет не столько о поэтических описаниях конкретных усадеб,
сколько об изображении, оправдании и восхвалении определенного образа
жизни хозяина усадьбы, его домочадцев и гостей.
Неудивительно, что подобный жанр выделяют в первую очередь английские
исследователи. Во Франции XVIII в. дворянство в преддверии революции,
подвергаясь нападкам за свои сословные привилегии, чувствовало себя
неуверенно и предавалось погоне за мимолетными радостями бытия,
закончившейся революционной катастрофой. В Англии же дворянство и верхи
среднего класса, еще не забыв революционные потрясения середины XVII в.,
всемерно старались культивировать патриотические настроения и твердые
моральные принципы. Английские консерваторы утверждали, что именно
землевладельцы должны решать судьбы страны, ибо человек, чье
благосостояние заключается в земле, а не в капитале, заинтересован в
благополучии отечества, ведь землю, в отличие от капитала, не вывезешь за
границу. Землевладелец по самой природе вещей должен быть патриотом и
сторонником твердой государственной власти, ему нужны положительные, а не
отрицательные жизненные ценности. Подобные консервативные настроения и
оформлялись в английской поэзии в границах таких пасторальных жанров, как
георгика и поэма о сельской усадьбе. Впрочем, и во французской поэзии
сельская тема разрабатывалась не только в духе анакреонтики. Увлечение
поэзией Томсона способствовало появлению таких пасторальных поэм, как
«Четыре времени года, или французские георгики» (1763) кардинала Берни,
8 См. Зыкова Е.П. Пастораль в английской литературе XVIII в. М., 1999.
4
«Времена года» (1768) Жана-Франсуа де Сен-Ламбера, «Месяцы» (1779)
Антуана Руше, «Сады» (1782) Делиля и его же «Сельский житель» (1800).
В целом, интерес к пасторали в период перехода от Средневековья к Новому
времени связан с тем, что этот жанр изображает реальную земную, даже
бытовую жизнь – сельскую жизнь в гармонии с природой, – но подает ее под
знаком идеала, как полную свободы, достоинства и невинности и
противоположную неволе, порокам и уродствам городской цивилизации.
Пастораль утверждает идеал «золотого века», как правило относимого в далекое
мифическое прошлое, когда люди жили в мире с богами и с природой, не зная
пороков. Однако возвращение «золотого века» может выступать как надежда
далекого или более близкого будущего, а может даже отождествляться с
настоящим (в панегирических целях).
Среди пасторальных жанров поэма/стихотворение о сельской усадьбе
особенно интересна тем, что она изображает идеалы "золотого века" не в
условных стилизованных образах пастухов и пастушек, сатиров и нимф, а
воспроизводя конкретные реалии жизни дворянской усадьбы9. Эта жанровая
разновидность соединяет в себе некоторые идеалы и особенности изображения
сельской жизни, свойственные двум ведущим пасторальным жанрам: эклоге
(идиллии) и георгике. От эклоги она заимствует представление о свободе, досуге
и изобилии как неотъемлемых атрибутах сельской жизни. От георгики –
осознание важности хозяйственной жизни усадьбы, которая и обеспечивает ее
владельцу свободу и независимость, "некупленую провизию". Бытовая
конкретика изображения, столь привлекательная в поэме о сельской усадьбе,
также восходит к эстетике классической пасторали, ведь именно в буколиках
Феокрита, основоположника жанра, находим любовное изображение
конкретных деталей пастушеского быта, поэтизацию пастушеского образа
жизни со всей его бытовой детализацией.
Как почти все жанры новой европейской литературы, поэма о сельской
усадьбе ориентировалась на античные образцы: прежде всего на второй эпод
9 Особенно хорошо разработана проблематика жанра поэмы о сельской усадьбе
в английском литературоведении. См. Hibbard G.R. The Country House Poem of
5
Горация, а также ряд его дружеских посланий и сатир; на сатиру Марциала III,
LVIII и прозаические письма Сенеки и Плиния. Исповедуемая Горацием
философия «золотой середины» отвергала суетную погоню за роскошью и
богатством и проповедовала мудрое довольство имеющимся, дарующее
душевное спокойствие и внутреннюю свободу.
Большое влияние на усадебную поэзию оказала дидактическая поэма
Вергилия "Георгики", написанная по заказу императора Октавиана Августа,
стремившегося по окончании кровопролитной гражданской войны обратить
население, и особенно бывших воинов, получивших земельные наделы, к
мирному труду. В ней описание сельскохозяйственных работ, охоты, сельских
пейзажей в разные времена года, сопровождалось похвалой богатству и красоте
родной природы, размышлениями об историческом прошлом и настоящем
родины, мотивами золотого века, возвращенного трудами землепашца,
плодородия и "некупленной провизии", счастья сельской жизни, довольства
имеющимся, пусть малым, неприязни к большому богатству и помпезной
архитектуре, наконец, не мог Вергилий обойти и тему поэта, ищущего
спокойствия и досуга, свободы творчества.
В дружеских посланиях, написанных из небольшого поместья в Сабинской
долине в Рим, Гораций приглашал друзей разделить с ним его скромный
сельский приют, в ряде сатир противопоставлял сельскую умеренность, свободу
и простоту порокам и суете столичной жизни. В знаменитом втором эподе он
создал чрезвычайно привлекательный культурный идеал свободного
землепашца, владеющего родовым наделом и лично трудящегося на нем,
человека, чье внутреннее достоинство опирается на относительную
материальную независимость и готовность довольствоваться имеющимся, т.е.
плодами собственного труда. Этот идеальный образ напрямую не соотносился с
реалиями европейской жизни Нового времени, однако, немного
трансформируясь, он был в XVII-XVIII вв. с успехом применен к жизни
культурного дворянина, владельца родового поместья. «Сельское поместье
Горация вилла Сабина, – пишет исследователь английской пасторали
the Seventeenth-Century. // "Journal of the Warburg and Courtauld Institutes, XIX,
Nos. 1-2 (1956).
6
Дж.Сэмбрук, – стало главным литературным символом сельского приюта, в
котором можно укрыться от забот и суеты городской жизни. Многие поколения
английских джентльменов принимали его как культурную модель, и верили, что
Гораций, изображая его, учил искусству жизни, так же как в другом
произведении он учил искусству поэзии»10. Второй эпод Горация множество раз
переводился европейскими поэтами XVII-XVIII вв.
В европейских литературах (прежде всего английской и французской),
сельская усадьба становится предметом поэтического описания в начале XVII в.
Поначалу подобные произведения носят в основном панегирический характер,
прославляют изобильную, гостеприимную жизнь дворянского семейства в
собственной усадьбе как тот очаг культуры, в котором берут свое начало все
семейные и общественные добродетели, видят в усадьбе средоточие социальной
и культурной жизни окружающей ее сельской общины. Их своеобразная
жанровая содержательность находит выражение в различных малых жанрах,
главным образом панегирика хозяину усадьбы и/или самой усадьбе (как
воплощению духа и характера ее хозяина), дружеского послания (посвященного
восхвалению сельского уединения или приглашению в усадьбу) и поэмы «на
случай» (произносившиеся на пороге дома при встрече гостей, поэмы-
благодарения после посещения усадьбы, поэмы по случаю перестройки усадьбы
или перепланировки парка и т. п.). Подобного рода произведения писали и
известные поэты, чьи сочинения стали классическими, и многие
второстепенные авторы, но также и просто частные лица для своих друзей и
близких, никогда не предназначавшие своих произведений для публикации11.
В первой половине XVIII столетия русская литература интенсивно осваивает
жанровый состав европейских литератур, а в них важную роль играет пастораль.
Процесс формирования светской культуры в России также сопровождается
10 Sambrook, James. English Pastoral Poetry. Boston, 1983, p. 25.
11 А.Фаулер в своей антологии английской поэмы о сельской усадьбе XVII века
собрал как много раз переиздававшиеся шедевры, так и взятые из архивов и
никогда ранее не публиковавшиеся стихотворения. См.: Fowler, Alastaire. The
Country House Poem. A Cabinet of Seventeenth-Century Estate Poems and Related
Items. Edinburgh, 1994.
7
увлечением пасторалью в разных ее видах12. Появляются в русской поэзии и
стихотворения, которые можно отнести к жанру поэмы/стихотворения о
сельской усадьбе. Подобный жанр естественно складывается на определенном
этапе литературного развития в любой стране, где существует усадебная
культура. Проследить историю этого малого жанра на протяжении XVIII –
начала XIX вв., борьбу в нем собственно пасторальных и анакреонтических
мотивов отнюдь не безынтересно, ведь это позволит обогатить наши
представления и о развитии русской поэзии, и об истории самосознания
дворянского сословия того времени, когда оно являлось активным создателем
культурных ценностей.
Этой задаче и посвящена настоящая работа. Ее автор попытался по
возможности полно представить поэтические тексты, как хрестоматийные, так и
забытые и малоизвестные, которые используют традиционные темы, мотивы и
образы, воплощают культурные идеалы и стереотипы мысли, свойственные
поэме/стихотворению о сельской усадьбе. Уровень поэтического мастерства
автора не имел для нас определяющего значения, напротив, мы стремились
показать, что в этом жанре создавались и шедевры, и произведения поэтов
«второго ряда», и сочинения любительской музы.
Сегодня мы воспринимаем мир русской усадьбы как яркое национальное
явление, и наша ностальгия по этому миру связана с желанием возвратиться к
корням отечественной культуры. Однако сама усадебная культура складывалась
в России в XVIII в., в послепетровскую эпоху, т.е. в период, когда волевым
усилием великого реформатора был произведен разрыв в культурной
преемственности и переориентация на Европу, коснувшиеся в первую очередь
как раз дворянского сословия. «Основным противоречием оказывалось уже то,
что феномен усадебной традиционности формировался на русской
национальной почве как явление вполне новое, – замечает историк усадебной
культуры. – В классическом своем содержании он складывается в эпоху
«тотальной» европеизации отечественной культуры и связан с этим процессом
12 См. недавнюю монографию Т.В.Саськовой Пастораль в русской поэзии XVIII
века. М., 1999.
8
не только хронологически, но и по существу»13. Из Европы заимствуются не
только технические достижения, но и идеологические понятия и ценности (в
том числе представления о бедности и богатстве), формы социальной жизни,
архитектурные стили, литературные жанры, греко-римская классика, а с нею и
греко-римский мифологический пантеон, наполнивший усадебные парки
статуями Аполлонов, Венер, Амуров и Флор, а стихотворные произведения их
же аллегорическими образами.
Однако духовные установки, навыки мысли, основанные на национальной
культурной традиции, невозможно искоренить и подменить другими ни на
протяжении жизни одного поколения, ни даже нескольких. Новые веяния
наслаиваются на прочный костяк национальной традиции, и сами носители
новых идей часто не способны осознать, как причудливо сочетаются в их
мировосприятии свое и чужое. История русской культуры XVIII в. – это история
освоения и попыток преодоления европейского влияния, поисков, часто
неосознанных, приемлемого сочетания «чужого» со «своим», исконным.
Обретенная в первые десятилетия XIX в. художественная самобытность
осмысляет себя по отношению к европейской системе понятий, жанров и
стилей. Развитие усадебной культуры и русской поэмы/стихотворения о
сельской усадьбе движутся параллельно, взаимно дополняя и обогащая друг
друга.
В России усадьба как особый род загородного дома появилась в XVI-XVII
в., но если в это время и существовала особая бытовая усадебная культура, то в
письменных текстах она не отразилась. Исторические источники дают
возможность описать только хозяйственную сторону усадебной жизни. С
петровских времен, по мысли исследователей усадебного быта, начинается
новая история усадьбы. Петровские реформы, направленные на усвоение форм
европейской светской культуры и на разрыв с традиционным укладом русской
жизни, выдвинули новый идеал европейски просвещенной личности. Причем,
поскольку реформа шла сверху и проводилась в целях государственного
строительства, этот идеал задавал модели поведения лишь для «внешнего»
13 Летягин Л.Н. Русская усадьба: мир, миф, судьба. // Русская усадьба. Вып. 4
(20), М., 1998, с. 255.
9
человека и его гражданской деятельности. Петровская "Табель о рангах" сделала
обязательной для дворян службу – военную, статскую или придворную.
Подчинение идее служения государству направило энергию человека
исключительно вовне, отвлекая его от духовной, религиозной жизни, не
оставляя простора и для развития частных, семейных форм быта. "Психология
служилого сословия была фундаментом самосознания дворянина XVIII века –
отмечает Ю.М..Лотман. – Именно через службу сознавал он себя частью
сословия"14.
Идеи служения государству пронизывают литературу петровской эпохи,
которая мало интересуется частной стороной жизни и не опускается в сферу
быта. В это время мотивы поэмы о сельской усадьбе проникают в русскую
литературу через подражания древним авторам и отличаются известной
умозрительностью и обобщенностью. Освоение культурного наследия античной
классики: истории, дающей примеры гражданского поведения, моральной
философии, поучающей, как вести себя в различных жизненных ситуациях,
чтобы добиться счастья или довольства своим уделом, античной мифологии как
языка метафор и символов, необходимого для развития литературы,
продолжается в русской культуре второй половины XVIII в. Большинство
журналов – от «Ежемесячных сочинений, к пользе и увеселению служащих» в
середине века вплоть до «Приятного и полезного препровождения времени» в
1790-е гг. – публикуют в каждом номере переводы из античной классики. Среди
них произведения Сенеки, Вергилия, Горация с их идеализацией сельского
уединения, дарующего духовную свободу, занимают не последнее место15.
Любопытны и прозаические компиляции, рассказывающие об отношении
античного просвещенного общества к сельской жизни. Так, «Ежемесячные
сочинения, к пользе и увеселению служащие». в июльском номере за 1757 год
напечатали рассуждение В.К.Тредиаковского «О беспорочности и приятности
деревенския жизни», составленное на основе античных исторических и
моралистических текстов. В ноябрьском номере того же года появилось
«Письмо о упражнении в деревенском житии» историка, экономиста и географа
14 Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского
дворянства (XVIII – начало XIX века. СПб, 1994, с. 22.
10
П.И.Рычкова16, также представляющее собой компиляцию античных
источников. Последнее сочинение, написанное гораздо более простым и
гладким слогом, чем опус Тредиаковского, методично рассматривает разные
стороны сельской жизни, способы препровождения времени в деревне, ценимые
римлянами (включая дружеское общение и уединение ради творчества), и
выдвигает их как образцы для подражания.
У истоков поэмы/стихотворения о сельской усадьбе в русской литературе
стоит стихотворение А.Д.Кантемира "О жизни спокойной", написанное между
1726 и 1728 гг., в котором молодой автор выражает желание устроить жизнь в
согласии с моральной философией Сенеки. Античный философ в «Письмах к
Луциллию» создал собственный образ стоического философа, которого не могут
сломить несчастья, так как он умеет быть довольным имеющимся и находить
удовлетворение в уединенных размышлениях. Кантемир переводит
прозаические мысли Сенеки в стихотворную форму, заявляя в первых же
строках о своем намерении видеть в римском философе «образ[ец для]
нынешнего века». Кантемир впервые воссоздает в русской поэзии очень важную
описательную модель: изображение типичного дня, проводимого героем-
автором в усадьбе. Эту горацианскую модель позже используют и П.И.Шаликов
(«День мой», 1796), и И.М.Долгоруков («Послание к приятелю», 1802), и
Г.Р.Державин («Евгению. Жизнь Званская», 1807), и А.С.Пушкин («Послание к
Юдину», 1817), и многие другие.
Важную роль в становлении поэмы о сельской усадьбе в русской
литературе, как и в других европейских17, сыграли переводы второго эпода
Горация и подражания ему. Первым переводчиком его был ученик
М.В.Ломоносова Н.Н.Поповский, известный своими переводами од Горация.
Подражания второму эподу создали В.К.Тредиаковский ("Строфы похвальные
15 См. Историю русской переводной художественной литературы. Том 2.
16 Авторство установлено по кн. Неустроев
17 Так, в английской литературе XVII в. переводы и подражания этому эподу
Горация создали (среди прочих) такие известные поэты, как Бен Джонсон, Джон
Бомонт, Томас Рэндолф, Томас Лодж, Абрахам Каули, Томас Флетчер и Джон
Драйден.
11
поселянскому житию", 1752), С.В.Нарышкин ("Похвала постушьей жизни",
1756), Г.Р.Державин ("Похвала сельской жизни", 1798). «Подражание» имело в
классицистической поэтике европейских литератур почетный статус: это
творческое воспроизведение классического образца на языке культуры своей
страны, применительно к быту и нравам, характерам и обстоятельствам
настоящего времени. В.К.Тредиаковский впервые в русской литературе
осмыслил и сформулировал отличие стихотворного подражания, как особого
рода перевода: перевода произведения классика на язык родной культуры и
современной жизни. Н.Н.Поповский, отметил он, «точный переводчик», сам же
он «вознес собственным способом, согласнейшим с образом и употреблением
нынешних времен, здание, утвержденное на Горациевом токмо основании, то
есть, он не больше списывал с Горация, коль ему подражал своими
подобиями»18.
В похвалах сельской жизни русские авторы подражали, помимо Горация,
представлявшего «золотую середину», также Анакреонту и Клавдиану,
стоявшим на противоположных концах идеологического спектра. Анакреонту,
воспринятому как певец свободы и наслаждения жизнью, подражали в ряде
произведений Державин и Львов, но более всего – арзамасцы; Клавдиана,
проповедника «почвенничества», неразрывной связи с родной землей,
переводили деятели «Беседы любителей русского слова», его идеалы
воспроизвел И.И.Козлов в стихотворении «Сельская жизнь» (1837), в котором
«сообразование с русскими нравами» столь сильно, что лишь внимательный
взгляд заметит элемент жанрового подражания.
Подражания представляли определенный этап в освоении темы, для
которого характерно мышление историческими аналогиями; в начале XIX в.,
когда этот этап был в целом пройден, поэты вновь вернулись к переводу, ставя
задачу совершенствования литературного языка (М.В.Милонов «Похвала
сельской жизни», 1811) и передачи местного колорита древнеримской жизни
(В.В.Капнист “Похвала сельской жизни”, 1813). Однако аналогия классического
образца и собственной культурной ситуации порой еще привлекает поэтов: так,
18 “Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие», СПб., 1757,
июль, с. 85.
12
А.Г.Родзянка в своем послании «Александру Ивановичу Михайловскому-
Данилевскому» (1824), приглашая друга в свое украинское поместье Хорол,
сопоставляет себя с Горацием, приглашающим к себе Мецената.
Из реальных усадеб первыми воспеваются в поэзии царские загородные
резиденции. Начало стихотворным описаниям сельских усадеб положил еще в
XVII в. Симеон Полоцкий в приветствии царю Алексею Михайловичу на
вселение его в новопостроенный дворец в селе Коломенском (1670). Будущий
сподвижник Петра I и активный сторонник заимствования европейских
культурных форм, Симеон Полоцкий, сочиняя эти силлабические вирши, вряд
ли ориентировался на какие-то конкретные европейские образцы, да вряд ли и
нуждался в них. Он был придворным поэтом, писавшим панегирики на все
случаи жизни царской семьи, а подобный случай новоселья трудно было обойти
молчанием. Не только по языку и силлабическому строению стиха, но и по
содержанию произведение его относится к литературе допетровского периода.
Стихотворение Симеона Полоцкого, во-первых, свидетельствует о том, что
поэма/стихотворение о сельской усадьбе органично рождается в любой стране,
где развивается и начинает приобретать определенную эстетическую ценность
усадебная культура. Во-вторых, оно представляет образец развития усадебной
темы в рамках литературного этикета русской национальной традиции. Его
можно считать своеобразной точкой отсчета, дающей возможность оценить
дистанцию между ним и образным строем послепетровской литературы. Оно
представляет яркий контраст всем последующим изображениям царских
дворцов, авторы которых, от Ломоносова до юного А.С.Пушкина, усвоив
условный язык европейской художественной культуры, превращают царей в
земных богов, а их дворцы в элизиумы или небесные чертоги.
По своим исходным установкам европейские панегирические изображения
королевских дворцов, сочетающие более или менее конкретные описания с
непременной идеализацией, сопоставлением изображаемого с Эдемом, райским
садом, или Элизиумом, Елисейскими полями, а хозяев этих дворцов и угодий – с
богами и богинями, порождены эпохой Ренессанса и проникнуты ее
жизнеутверждающим духом, ее стремлением открывать идеальное в реальном.
13
Подобные произведения создаются в Европе и в XVII, и в XVIII вв., своеобразно
откликаясь на новые эстетические и идеологические веяния, но сохраняя
панегирический характер. В России панегирические описания царских
загородных дворцов появляются только в XVIII в.: в них отчетливо различимы
барочные, классицистические, просветительские идеи и образы, и вместе с тем в
них также можно почувствовать особый дух ренессансной праздничности,
восторженного любования совершенной природой и совершенными творениями
рук человеческих, слившимися в одно гармоническое целое. Эти стихотворения
отличаются от всего другого корпуса текстов усадебной поэзии не только
усиленно панегирическим тоном и высоким одическим слогом, но и особым
содержательным поворотом темы: царская резиденция – эмблема могущества и
процветания России, с ее восхвалением естественно соединяются историческая,
политическая, национально-патриотическая проблематика.
В первой половине XVIII в. строятся в основном дворцовые ансамбли и
загородные резиденции царей, выполняющие репрезентативные функции:
Большой Петергофский дворец Петра I, имевший образцом Версаль, Летний
Анненгоф (1730), грандиозный ансамбль в духе итальянских вилл, построенный
для Анны Иоанновны Растрелли, Лефортовский дворец (1742) Елизаветы
Петровны. Они воплощают идею могущества власти и процветания государства,
рассчитаны на парадные приемы и пышные торжества. По своим
архитектурным концепциям они пока еще зависимы от образцов европейского
барокко. Лишь в строительстве Большого дворца в Царском Селе при Елизавете
Петровне – эта работа считается расцветом творчества Растрелли – Александр
Бенуа видит тот ключевой, переломный момент, когда русская архитектура,
пережив этап подражательности, выходит «на широкую дорогу творчества»19.
Видимо, закономерно, что именно этой загородной резиденции посвящены
первые панегирики М.В.Ломоносова.
Эти произведения Ломоносова: "Оду, в которой Ее Величеству
благодарение от сочинителя приносится за оказанную ему высочайшую милость
в Сарском Селе августа 27 дня 1750 года", обращенную к Елизавете Петровне,
19 Бенуа А.Н. Царское Село в царствование Елизаветы Петровны. Спб., 1911, с.
78.
14
надпись "На новое строение Сарского Села" (1756) и стихотворение "На
Сарское Село августа 24 дня 1764 года", обращенное к Екатерине II, – можно
считать классическими примерами стихотворения/поэмы о сельской усадьбе,
изображающей царские резиденции. Поэт использует основную мифологему
усадьбы как райского сада, и весь сопутствующий арсенал условной образности
(сопоставление земных царей с античными богами и т.п.) и при этом изображает
царскую резиденцию как эмблему довольства и процветания страны в целом.
Отношение Ломоносова к поэзии как к средству прославления и возвышения
отечества как нельзя более соответствовало панегирической и дидактической
установке жанра.
М.В.Ломоносов имел подражателей в жанре панегирика царской загородной
усадьбе, но лишь среди второстепенных поэтов. Русская поэзия 1770-90-х гг.
спешит от государственной темы и панегирика перейти к элегии и медитации, в
центре которой уединенная сельская жизнь частного человека. Лишь
«Воспоминания в Царском Селе» (1814) А.С.Пушкина вновь активно
используют топику поэмы о сельской усадьбе – царском дворце, в них можно
услышать отголосок высокой ломоносовской торжественности изображения, их
в контексте нашей темы можно рассмотреть как своеобразный «ответ»
Ломоносову. Во времена Ломоносова Царское Село только строилось, как и
российская государственность Нового времени, и он развивал в своих стихах
темы будущего величия России. Юный Пушкин после войны 1812 года вновь
ощущает движение истории в национальном масштабе, и для него Царское
Село, с его воздвигнутыми Екатериной памятниками громким победам русского
оружия, уже приобретает измерение прошлого, причем размышления поэта о
славном историческом прошлом соединяются с драматическим переживанием
не менее славного исторического настоящего.
Панегирик царской усадьбе – это все же весьма специфический, ранний
поворот усадебной темы. Основной корпус стихотворений и поэм, посвященных
сельской усадьбе, связан с изображением уединенной жизни частного человека
на лоне сельской природы. В 1736 г. срок службы дворянина был ограничен 25
годами, то есть он мог выйти в отставку и вернуться в свою усадьбу в возрасте
15
около 40 лет. Со второй трети XVIII в., по наблюдениям исследователей, в
социальной и культурной жизни России заявяет о себе тенденция к усилению
независимости дворянства. Она оформилась в программное требование свободы
служить или не служить и получила законодательное закрепление в двух указах
второй половины века: "Манифесте о вольности дворянства" (1862) Петра III и
"Грамоте на права, вольности и преимущества благородного российского
дворянства" (1785) Екатерины II.
В эпоху Екатерины II, обычно называемую «золотым веком» дворянской
усадебной культуры, наряду с парадными резиденциями вельмож формируется
концепция классической усадьбы как родового гнезда, предназначенного для
более замкнутой семейной жизни, но всегда готового принять под своим кровом
близких друзей. Создается новый идеал владельца усадьбы, для которого личное
достоинство и независимость являются главными ценностями, а сельское
уединение дает возможность культивирования внутренней, духовной и частной,
семейной жизни. Представления же о духовной и частной жизни хозяина
дворянской усадьбы складываются в основном под воздействием идей
европейского Просвещения и сентиментализма.
Благодаря указу «О вольности дворянства» многие дворяне средней руки,
оставив службу, занялись хозяйством, строительством в своей усадьбе. Их
умонастроения отразил в своей автобиографии А.Т.Болотов: «Знатным
достоинством, чинами и титлами хотя и не мог я величаться, но, спасибо, тем
никогда не прельщался, да и не искал этого, наслаждался драгоценнейшей
свободой, делал что угодно, не имея нужды ни раболепствовать, ни лукавить»20.
Но, ценя свою «драгоценнейшую свободу», Болотов использует ее для
налаживания собственного хозяйства, агрономических опытов, он пишет работы
в Вольное экономическое общество, получает от него призы, сотрудничает в
журнале «Экономический магазин», издает журнал «Сельский житель», его
многосторонняя полезная деятельность привлекает внимание императрицы.
Будучи сторонником дворянской независимости, он мыслит свою деятельность
как полезную не только для своей семьи, но и для государства.
20 Болотов А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им
для своих потомков. В 3-х тт. М., 1993. Т. 2, с. 100.
16
А.П.Сумароков в своей поэзии придерживается традиционных описанных в
классицистических поэтиках жанров, создает в пасторальной модальности
«идиллии» и «еклоги», но в публицистике затрагивает общественно-значимые
стороны жизнедеятельности дворянина в своей усадьбе. Его эссе «О
домостроительстве» посвящено отношениям помещика с крестьянами.
Домостроительство, пишет Сумароков, полезно обществу и государству, если
оно «умножает прибытки» не только самого помещика, но и его подданных.
«Помещик, обогащающийся непомерными трудами своих подданных, суетно
возносится почтенным именем Домостроителя, и должен он назван быть
доморазрушителем, – утверждает писатель. – Такой изверг природы, невежа и в
Естественной истории и во всех науках: тварь безграмотная, не почитающий ни
Божества ни человечества, каявшийся по привычке, и по той же привычке
возвращавшийся на свои злодеяния, заставляющий поститься крестьян своих
ради наполнения сундуков своих, разрушающий блаженство вверенных ему
людей, стократно вредняе разбойника отечеству. Увеселяюся ли я тогда, имея
доброе сердце и чистую совесть, когда мне такой изверг показывает сады свои,
оранжереи, лошадей, скотину, птиц, рыбные ловли, рукоделия и прочее? Но я с
такими Домостроителями не схожуся, и пищи, орошенной слезами, не
вкушаю»21. Сумароков проповедует просветительские идеи, но сохраняя при
этом привычки православной мысли, апеллируя одновременно к законам
божественным и человеческим, упрекая горе-помещика и в невежестве, и в
нераскаянности в грехах. Он, как и Болотов, считает частное хозяйствование
помещика деятельностью, полезной отечеству, плохой же хозяин, притеснитель
крестьян для него – «разбойник отечеству». Подобная проблематика будет редко
попадать в фокус внимания авторов поэмы о сельской усадьбе, однако нам
придется встретиться с ней в «Осуге» А.М.Бакунина и в произведениях деятелей
«Беседы любителей русского слова», с одной стороны, в «Деревне»
А.С.Пушкина, с другой.
В 1760-70-е годы темы частной жизни, протекающей в сельском уединении,
осмысляются в резонерско-моралистическом ключе в творчестве поэтов,
21 Сумароков А.П. Полное собрание сочинений в стихах и прозе… собраны и
изданы Николаем Новиковым. В 10 тт. М., 11781-2, т. 10, с.181.
17
группировавшихся вокруг М.М.Хераскова и печатавшихся на страницах
выходивших при университете журналов «Полезное увеселение» (1760-2),
«Свободные часы» (1763), «Невинное упражнение» (1763), «Доброе намерение»
(1764). Из них, помимо Хераскова, стихи, посвященные сельской усадьбе,
писали А.А.Ржевский, И.Ф.Богданович, В.Г.Рубан. В кружке господствовали
масонские моральные интересы. С его поэтической деятельностью связан
постепенный переход от классицизма к сентиментализму, рост
индивидуалистического самосознания, тяготение к ценностям частной жизни.
Эпиграмма, появившаяся в журнале «Полезное увеселение»22:
Двоякой к щастию путь человеку дан,
Один чрез частну жизнь, другой через обман,
Однако разной им на свете сем конец:
Тому грозят кнутом, тому плетут венец. –
утверждала частную жизнь как единственный путь к счастью. Между тем певцы
уединенной сельской жизни служили, причем Херасков и Ржевский занимали
достаточно ответственные посты (так, Херасков с 1761 по 1769 гг. был
директором московского университета); сельская идиллия была доступна им
лишь в качестве отдохновения от трудов. Быть может, в этом одна из причин
того, что у поэтов херасковского круга хозяйственная тема присутствует только
в виде общей дидактической установки по отношению к бедности и богатству, а
преобладают морально-философские размышления о значении Природы и
«уроках», которые она может «преподать» человеку, о «воспитании чувств» при
соприкосновении с прекрасной природой.
Тем не менее сельская поэзия херасковского круга 1760-х гг. вырастала на
почве реальной усадебной жизни, хотя, вследствие тяготения к дидактической
формульности, сами усадьбы в ней не только не описываются, но даже и не
называются. Между тем в дружеских посланиях, которыми обмениваются
М.М.Херасков и А.А.Ржевский в эти годы, речь шла вполне конкретно о
подмосковной усадьбе Гребнево, где Херасков проводил у матери каждое лето и
куда к нему часто наезжали его друзья-поэты (см. «Станс… при выезде из
деревни г. Х…» А.А.Ржевского). Хотя реальные приметы, детали деревенского
22 декабрь 1762, с. 207.
18
усадебного быта в их стихах отсутствуют, общие пасторальные формулы
применяются к реальным событиям из жизни поэтов, тем самым сохраняется
столь важная черта поэмы о сельской усадьбе, как связь с реальным сельским
бытом авторов.
В своих морально-философских размышлениях М.М.Херасков явно
ориентируется на идеи раннего европейского Просвещения, особенно на
английскую традицию, представленную в творчестве А.Поупа, интерес к
которому пробудил опубликованный в 1757 г. «Опыт о человеке» в переводе
Н.Н.Поповского. Сам Херасков перевел в 1761 г. поэму Поупа «Храм славы»;
идейные установки его собственной философской поэмы «Природа» и ряд
мотивов его пасторальной лирики свидетельствуют об усвоении им опыта
Поупа.
Наиболее весомо проблематика поэмы о сельской усадьбе раскрывается в
«Епистоле к…» М.М.Хераскова, где поэт восхваляет свой скромный сельский
образ жизни, а затем поднимает проблему богатства и его использования. В этой
эпистоле можно отметить известное влияние моральных посланий Поупа,
особенно тех двух (к лорду Батурсту и лорду Берлингтону), которые посвящены
теме использования богатства, а также подражания второй сатире второй книги
Горация, где Поуп изображает свою скромную жизнь в усадьбе Твикнем. Такое
влияние вполне объяснимо сходством морально-философских интересов
Хераскова и Поупа, родственнностью поэтических установок.
На приглашение друга вернуться в город Херасков отвечает в своей
«Епистоле», что останется в деревне до зимних холодов, так как счастлив в
своем сельском уединении, окруженный дарами Помоны и Бахуса, избавленный
от шума и клеветы, свободный от долгов, детей и тяжб, предающийся в своем
«убежище» удовольствиям, сну, веселью и сочинительству. Подобно тому, как
Поуп в послании к Берлингтону создал сатирический образ богача Тимона, чья
роскошная вилла является образцом дурного вкуса и ложного гостеприимства,
Херасков выводит обобщенный образ богача Дамиса:
Пускай Дамис сады в статуи убирает,
Простой мой огород пускай он презирает…
19
и на его примере показывает тщетность стремления к богатству и накопления
состояния, которое ближайший же наследник пустит по ветру. Двум крайностям
накопительства и мотовства, равно приносящим несчастье, и у Поупа и у
Хераскова противостоит исповедуемый поэтом разумный горацианский
принцип довольства имеющимся. Зато тем малым, что у него есть, поэт всегда
готов поделиться с друзьями и всегда счастлив. Как и Поуп, Херасков
использует ямб с парной рифмовкой, так что многие двустишия его
поэтического послания можно выделить как отдельные морально-философские
сентенции: «Что мы желаниев своих не насыщаем, // Причина, что всего
неправильно желаем» или «Не много деньгами прямых находим благ, // Что ж
думать мне о них, иль сам себе я враг?»
Анакреонтические мотивы не чужды поэзии М.М,Хераскова, однако не
связаны у него с сельской темой. Любопытно, что в стихотворении «Искренние
желания в дружбе. К А.А.Р.», обращенном к Ржевскому, поэт приглашает друга
покинуть свое сельское уединение и разделить с ним приятности весенней
жизни в Москве, причем городская жизнь изображается в анакреонтическом
ключе, а сельская – в пасторальном, однако в середине послания поэт
спохватывается, что возмущает «спокойны мысли» друга, вводит его «в
слабость», влечет к роскоши и праздности. Послание кончается дидактическим
призывом: «Люби, люби науки, а паче добродетель».
В 1770 г. Херасков переезжает в Петербург, где поступает на службу в Берг-
коллегию, в столице вокруг него вновь образуется небольшой кружок
любителей поэзии, издававший журнал «Вечера», где пасторальные темы
непопулярны, но где появляются три анонимных стихотворения, панегирически
изображающие богатые усадьбы под Петербургом.
В 1784 г. Богданович, уже отошедший от кружка Хераскова, сблизившийся с
княгиней Е.Р.Дашковой, сотрудничая с ней в издании ж-ла «Невинное
упражнение», затем «Новые ежемесячные сочинения», пишет пасторальную
басню «Приятность простой жизни». Эта басня продолжает традицию
херасковского круга своим обобщающим характером, но в то же время и
отходит от его идейных установок, поскольку моральные требования, которыми
руководствуется выведенное в ней сельское семейство, носят уже не
20
отвлеченно-просветительский, а вполне определенно православной характер:
неосуждение ближнего, примирение враждующих, удаление от коварных и т.п.
Таким образом, в творчестве М.М.Хераскова и поэтов его круга 1760-70-х гг.
усадебная тема развивается в морально-дидактическом ключе, в трактовке темы
обнаруживается зависимость от европейских образцов, при этом у херасковцев
намечены практически все основные темы и мотивы поэмы о сельской усадьбе:
прямое описание поместья, приглашение в усадьбу и прощание с нею, похвала
сельской жизни, познание природы, уединение и дружеское общение, – но все
они не развиты, решены лишь в общем, формульном виде, разбросаны по
разным стихотворениям и еще не сложились в единую целостную картину.
Своей зрелости и первых классических образцов жанр поэмы о сельской
усадьбе достигает в творчестве поэтов, входивших в кружок Державина –
Львова, в поэмах «Евгению. Жизнь Званская» Державина, «Обуховка» Капниста,
«Осуга» Бакунина и в многочисленных дружеских посланиях, которыми
обменивались члены кружка. В кругу Державина – Львова те же
просветительские и сентиментальные идеи, что и у херасковцев, и
прибавивишиеся к ним предромантические веяния оказываются глубоко
усвоенными и переработанными, получают оригинальное, самобытное
толкование, переложение «на русские нравы». Это классический этап русской
поэмы о сельской усадьбе, идеализирующий изобильную и гостеприимную
жизнь дворянского семейства в родовой усадьбе.
Поэты круга Державина – Львова вступили на литературное поприще и
познакомились в 1770-е годы, но расцвет их творчества пришелся в основном на
1790-е. Среди них Гавриил Романович Державин (1743-1816), безусловно, был
самым талантливым поэтом, а Николай Александрович Львов (1751-1803),
человек разносторонних интересов и дарований, – центром притяжения и
художественным арбитром. Помимо них ядро кружка составляли Василий
Васильевич Капнист (1758-1823), Иван Иванович Хемницер (1745-1784) и
Федор Петрович Львов (1766-1836), некоторое время входил в него Михаил
Никитич Муравьев (1757-1807). Все они были небогатыми помещиками, все
начали службу в армии, кто в Измайловском, кто в Преображенском полку в
21
Петербурге, и к середине 1770-х уже познакомились друг с другом, некоторые
успели издать первые сборники стихов (М.Н.Муравьев, Г.Р.Державин) или
переводов (А.А.Хемницер). На рубеже 1880-х гг. члены кружка перешли на
гражданскую службу, дела службы заставили их разъехаться и прекратить
встречи. В 1990-е гг. кружок вновь собрался, в него вошли в то время также
И.М.Муравьев, А.А.Мусин-Пушкин, А.М.Бакунин, А.Н.Оленин.
Члены кружка были связаны не только дружескими, но и родственными
узами: А.Н.Львов, Капнист и Державин (вторым браком) были женаты на трех
сестрах Дьяковых и приходились друг другу свояками, А.Н.Львов был
двоюродным братом Ф.П.Львова и дальним родственником А.М.Бакунина и
М.Н.Муравьева. Кроме того, Львовы, А.М.Бакунин, М.Н.Муравьев были
соседями по имениям в Новоторжском уезде Тверской губернии. Все эти связи
способствовали тому, что в кружке царила удивительно теплая, непринужденная
атмосфера, лишенная всякой чопорности, о чем красноречиво свидетельствует
сохранившаяся переписка. Эта атмосфера ярко отразилась и в стихотворных
посланиях, которыми обменивались поэты.
Почти все члены кружка, как и херасковцы, активно служили, занимая
иногда довольно высокие посты, при этом все сязывали свое семейное счастье с
сельским, усадебным образом жизни. И здесь друзей во многом объединял
Н.А.Львов, который, будучи талантливым архитектором и паркоустроителем,
спроектировал и построил не только свою собственную усадьбу Никольское-
Черенчицы, но и усадьбы многих своих родственников и друзей, в том числе
усадьбу Арпачево, где родился Ф.П.Львов, усадьбу Державина Званка, отчасти
усадьбу А.М.Бакунина Прямухино, на начальных стадиях помогал
проектированию усадьбы А.Н.Оленина Приютино23.
Поэзия круга Державина – Львова достигает качественно иного уровня
конкретности в изображении усадебной жизни. Ни Херасков, ни Ржевский в
своих дружеских посланиях даже не упомянули названий своих усадеб;
Державин, навестивший Хераскова в подмосковном Гребневе, восславил и
сохранил для литературной истории «священный Гребеневский ключ». Вкус к
23 Татаринов А.В. Архитектурные работы Н.А.Львова. // Н.А.Львов. Указ. соч.,
с. 371-393.
22
конкретной детали, яркой, значимой, документально точной и вместе с тем
типизирующей изображение, – также свидетельство зрелости жанра.
В дружеском кругу Державина – Львова находим все прежде
разрабатывавшиеся разновидности жанра, начиная от переводов из Горация
(В.В.Капнист «Похвала сельской жизни») и подражаний ему (Г.Р.Державин
«Похвала сельской жизни»), а также оригинальных апологий сельской жизни
(«Сельская жизнь. К Афанасию Матвеевичу Брянчанинову» М.Н.Муравьева,
«Гавриле Романовичу ответ» Н.А.Львова), приглашений/отъездов в усадьбу
(«Итак, опять убежище готово» М.Н.Муравьева, «Капнисту» Г.Р.Державина),
восхвалений усадьбы мецената («Графу Влексею Сергеевичу Строганову»
В.В.Капниста). Кроме того, у них впервые появляются изображения
праздников/дружеских вечеринок в усадьбе («Другу» Г.Р.Державина), прогулок
по усадебному парку («Прогулка в Царском Селе» Г.Р.Державина), отдельных
значимых элементов усадьбы (реки, ручья, ключа, дерева), которые
воспринимаются как своеобразные «гении места» («Ручей» Г.Р.Державина, «В
память береста» В.В.Капниста, «К реке Талажне» Ф.П.Львова). В творчестве
членов кружка появляются практически все известные разновидности жанра,
затрагивающие все аспекты и повороты усадебной темы. Они же создают и
крупномасштабные произведения, которые можно назвать поэмами о сельской
усадьбе: «Евгению. Жизнь Званская» Г.Р.Державина, «Обуховка» В.В.Капниста,
«Осуга» А.М.Бакунина.
И в своих идейных установках поэты кружка Державина – Львова уже
вполне самостоятельны. В России идеалы усадебной жизни оформились в русле
просветительского мировосприятия, они представляли собой как бы частный,
бытовой аспект просветительской идеологии: разумное отношение к богатству и
его использованию, досуг, употребляемый на ученые и литературные занятия,
дружеское общение, наконец, философское и эстетическое отношение к природе
(ее изучение, любование ею и преобразование ее руками садовника).
Сентиментализм с его акцентом на ценности частной жизни и новым
поэтическим восприятием природы сделал усадебный быт еще более
привлекательным для литературы, отразился в культе душевности, сердечности
дружеских и семейных отношений. В творческой деятельности кружка эти
23
тенденции, оригинально разработанные, сочетались с предромантическими
веяниями конца века, выразившимися в интересе к национальным традициям и
старине, прежде всего в «Осуге».
Особенно интересны послания Н.А.Львова 1790-х годов, не
предназначавшиеся для печати и смело соединявшие высокую лексику с
разговорной, создавая необычные стилистические эффекты. «Гавриле
Романовичу ответ» и «Эпистола к А.М.Бакунину из Павловского июня 4 дня
1797» построены на традиционном контрасте счастья сельской жизни и ложного
блеска города и двора. В дружеских посланиях Н.А.Львова идеал независимой и
свободной жизни в собственной усадьбе охотно представляется в шутливом
тоне, который, однако, легко переходит в высокий и серьезный.
И Державин, и Львов проявили большой интерес к анакреонтике. Львов
перевел на русский язык и издал со своей биографией и комментариями
«Стихотворения Анакреона Тийского» (1794), Державин большое значение
придавал своему сборнику «Анакреонтические песни» (1804), где ряд
стихотворений (среди них «Развалины», «Другу», «Деревенская жизнь»,
«Тишина» и др.) посвящен жизни в усадьбе. Но, хотя Державин, несомненно,
давал свою интерпретацию анакреонтике, здесь он менее самостоятелен и
убедителен, чем когда развивает горацианские темы, недаром все же друзья
называли его «нашим Горацием», а не «нашим Анакреоном».
Горацианско-вергилианские мотивы, традиционные для поэмы о сельской
усадьбе, отличают "Жизнь Званскую" от более раннего анакреонтического
стихотворения Державина "Деревенская жизнь", сочиненного там же, "на
Званке" в 1802 г. В этом раннем стихотворении лирический герой ценит
сельскую жизнь за свободу, возможность жить сегодняшним днем, посвящать
досуг веселым пирушкам и любовным усладам. Если этот жизненный идеал
можно назвать частным или эскейпистским, то к поэме "Евгению. Жизнь
Званская" подобное определение неприложимо. Лирический герой “Жизни
Званской” осознает себя как центр усадебного мира, на котором лежит
ответственность за все, что внутри этого мира совершается. Изображающая
обычный день автора-героя с утра и до вечера, поэма Державина уделяет
большое внимание заботам хозяина усадьбы, его наблюдению за изготовлением
24
тканей на полотняной фабрике, за приношениями со "скотен", "пчельников",
"птичен" и "прудов", выслушиванию отчета врача о положении дел в больнице,
отчета "усатого старосты" с плутоватой улыбкой о казне и хлебах, поощрению
крестьянских художников, приносящих свои работы.
Знаменитое описание обеда, яркий каталог яств важен как выражение идеи
изобилия, благополучия сельской жизни и неразлучного с ними гостеприимства.
Тема "некупленой провизии", своей, отечественной, а не заморской, и потому
свежей и здоровой, традиционная со времен Горация и Марциала, продолжается
патриотической темой, также традиционной (завершающий сцену обеда мотив
заздравной чаши за царя). Воспоминания о прошлом, о славных победах
русского оружия, о Суворове, сочетающиеся с достаточно тревожными
размышлениями о будущем, говорят о неравнодушии автора к судьбам отчизны.
Интерес автора к достижениям наук и всевозможным нововведениям в
хозяйстве: оптической машине, с помощью которой можно любоваться видами
различным городов, камере-обскуре, водяной мельнице, паровой машине и проч.
– обнаруживает в нем просвещенного дворянина, стоящего «с веком наравне».
Сочетание этих идеологически важных мотивов с конкретным и ярким, причем
до мельчайших одробностей точным описанием жизни поэта на Званке
позволяет говорить о том, что это произведение Державина является
классическим образцом русской поэмы о сельской усадьбе.
В поэзии Державинского круга впервые в русской литературе развивается
тема усадьбы как родового гнезда, где живут и воспитываются несколько
поколений. Тема смены поколений имеет свою светлую сторону (образы
подрастающих детей) и сторону печальную (мысль об ушедших из жизни
близких людях, мотивы смерти). Образ родового гнезда тесно связывается с
образом отеческих могил. В поэме «Евгению. Жизнь Званская» тема смерти
приобретает трагическое звучание в пророчестве поэта о скором разрушении его
любимой усадьбы, ведь у Державина не было потомков, которым можно было
бы передать это наследство. Не менее трагична тема смерти в «Обуховке»
Капниста, ведь на его родовом кладбище уже появилось несколько детских
могил. Напротив, в «Осуге» Бакунина тема дорогих могил вблизи от храма
исполнена светлой печали, полна осознания и приятия естественного хода
жизни.
25
В периодической печати 1780-90-х гг. множество стихотворений на темы
уасадеебной жизни принадлежит перу поэтов-любителей. Их творчество играет
важную роль в становлении и развитии каждого жанра. Оно свидетельствует о
популярности и востребованности подобого рода поэзии и представляют тот
фон, на котором создавались образцы высокой поэзии в творчестве
Г.Р.Державина, А.С.Пушкина и др. Лирика любителей тиражирует и
стереотипизирует мотивы, идеи и образы высокой литературы, «снижает» их и
встраивает в повседневное течение жизни, дворянский быт. Здесь мы острее
ощущаем функциональность поэмы о сельской усадьбе, литературно
оформляющей и идеализирующей дворянское поместье и его быт.
Однако в литературе XVIII в. граница между литератором-любителем и
литератором-творцом не просто расплывчата. Просветительское
мировосприятие (что особенно четко ощутимо на родине Просвещения – в
Англии) наследует гуманистическую традицию в своем стремлении к
универсальному развитию сил и способностей личности. Поскольку в центре
просветительских интересов стоит проблема взаимодействия человека и
общества, они формулируют свой идеал гуманистического универсилазма как
совершенное исполнение личностью всех своих общественных ролей: сына,
мужа, отца семейства, друга, хозяина поместья, представителя определенного
сословия, гражданина отечества, поэта (ученого, архитектора, актера и проч.).
Поэзия для просветителей – лишь одна из сфер приложения сил гармоничного
человека, вместе с тем творческих усилий требуют все жизненные роли, а не
только роль поэта (или представителя другой «творческой профессии»). В
предромантическую и романтическую эпоху происходит кардинальная
перемена: поэзия становится всепоглощающим занятием, единственно
творческим, единственно достойным делом человека с талантом, тут-то и
начинается ее противостояние «прозе жизни», «обыденности», лишенной
творческого начала.
Просветительское понимание природы творчества было особенно
плодотворно именно для усадебной поэзии, поскольку она изображала и
прославляла особый усадебный быт, создание и поддержание которого также
26
было своего рода искусством. Оно требовало умения разумного и одновременно
душевного (сентиментального) устроения жизни вокруг себя, равно как и
умения описать ее стихами. Подобные установки сближают в XVIII в. поэтов-
мастеров и поэтов-любителей, скажем, Державина и Львова с А.М.Бакуниным. в
поэзии, несомненно, любителем.
Среди поэтов-любителей, печатавшиеся в журналах 1780-90-х гг., можно
выделить авторов дидактической направленности и сентименталистов светского
круга. Многие произведения дидактического направления были опубликованы в
журнале «Собеседник любителей российского слова», выходившем в Санкт-
Петербурге под руководством княгини Е.Р.Дашковой.
В 1780-е гг. появляются в печати первые стихотворения Д.М.Хвостова,
который в литературной жизни 1810-20-х гг. заслужил печальную репутацию
графомана. Феномен Д.М.Хвостова весьма любопытен. Успешный, толквый и
честный чиновник24, активный участник литературных кружков и издатель
журнала, он был типичным представителем просветительской эпохи, а его стихи
1780-90-х – среднеми, далеко не худшими произведениями. Так, в его «Оде реке
Кубре» (1784) находим не только набор традиционных поэтических условностей
(сопоставление родной реки с Пермесскими водами), пасторальных клише
(противопоставление сельской невинности и городской испорченности нравов),
но и одну из первых попыток (в нашем собрании – первую) поэтизации родной
усадьбы как родины души, которая всегда стремится вернуться к своим истокам.
Если бóльшая часть стихотворения воспроизводит общие поэтические места, то
в последней строфе слышится неподдельный пафос и искреннее чувство. Беда
Д.М.Хвостова, очевидно, в том, что в новую эпоху 1810-20-х гг. он не смог
измениться, а все-таки попытался встать на одну ногу с молодыми литераторами,
для которых поэзия была единственным и всепоглощающим делом их жизни.
Наиболее значительным из поэтов дидактического склада был, безусловно,
Николай Петрович Николев (1758-1815), дальний родственник княгини
Е.Р.Дашковой, автор с успехом шедших на сцене трагедий. В своем имении
Горки Николев имел собственный театр и, по воспоминаниям учеников, «за год
24 См. статью о нем: Е.Колбасин. Певец Кубры, или граф Дмитрий Иванович
Хвостов (психологический очерк) // Ж-л «Время», том XI, 1862, с. 139-151.
27
перед нашествием французов он сам играл первую ролю в «Святославе»,
трагедии собственного сочинения»25, несмотря на то, что был почти полностью
слеп. В четырех посланиях 1790-х гг., обращенных к друзьям и соседям по
имению, Николев шероховатыми и архаичными, но живыми и оригинальными
стихами рисует свои хозяйственные труды и поэтические досуги. Он
единственный в стихах описывает, как трудится на обустройством парка,
выкашивает траву, укладывает дорожки, высаживает цветы. Своим описанием
сельских трудов предвосхищают тематику деятелей «Беседы любителей
русского слова» (почетным членом которой он станет спустя десятилетие).
Сентиментальным направлением отличался журнал «Приятное и полезное
препровождение времени», издаваемый в Москве князем П.И.Шаликовым.
Салонный сентиментализм 1790-х гг. демонстрирует усвоение светским
обществом жанрового стереотипа, показывает распространение вширь
усадебной темы. Порой эти поэты предвосхищают разработку того или иного
мотива, того или иного приема классиками жанра. Так, князь Шаликов в 1796 г.
публикует стихотворение «День мой», описывающие времяпрепровождение
хозяина усадьбы с утра до вечера. Ту же композицию применит одиннадцать лет
спустя Г.Р.Державин в поэме «Евгению. Жизнь Званская», но там, где у
Шаликова получается вполне «частная» картина, интересная только его друзьям
и близким, Державин благодаря мощи своей личности, исчерпывающей
проработке всех многообразных мотивов, точности конкретной детали создает
произведение, которое можно назвать одной из вершин развития жанра в
русской поэзии.
Особое место в истории усадебной поэзии занимает князь Иван
Михайлович Долгорукий (1764-1823). П.А.Вяземский, его дальний родственник,
дал ему яркую и точную характеристику в своей «Старой записной книжке». Он
прямо назвал Долгорукова дилетантом («в поэтах он более охотник, чем
присяжный и ответственный поэт»26), «писавшим стихами потому, что рифмы
довольно легко и послушно ложились под перо его», особенно когда он бывал
25 Памятник друзей Николаю Петровичу Николеву. М., 1819, с. 25.
26 Вяземский П.А. Стихотворения. Воспоминания. Записные книжки. М., 1988,
с. 376.
28
влюблен; однако это не помешало Вяземскому оценить его автобиографическую
поэзию за искренность, способность передать разнообразные оттенки авторских
чувств и мыслей, за ее житейскую философию. П.А.Вяземский сопоставляет
И.М.Долгорукова с Державиным, находя общее как раз в личной,
автобиографической ноте: «читая Долгорукова, я невольно припоминал
Державина: разумеется, не того, который парит, а того, который легко и
счастливо скользит по земле и метко дотрогивается до всего житейского27». И
здесь Вяземский точно указывает на горацианские мотивы, сближающие обоих:
как Державин «обрусил» Горация, так Долгоруков «обрусил», т.е.
«опопуляризировал» Державина. Важное качество поэзии И.М.Долгорукова – ее
«русский склад»: «русские поговорки так им и расточаются, и почти всегда с
толком и удачно», и это позволяет сблизить его с Державиным и Крыловым: в их
поэзии проявляется «народность житейская», как в Пушкине «народность
историческая»28.
В 1802 г. вышел в свет сборник стихотворений И.М.Долгорукого «Бытие
моего сердца», где появились «Соседу», «Весна», «Кабинет мой», «Прогулка на
трех горах» и др., написанные в подмосковном Никольском и отражающие
искреннее увлечение сельским образом жизни. Его стихотворения замечательны
искренней любовью к сельскому покою и уединению, сочным, подробным
бытописательством, разнообразием форм и тем. В его лирике мы находим и
стихотворения, прославляющие сельский образ жизни («Весна», «Кабинет мой»),
и целые поэмы, описывающие сельский быт автора, занятия в течение дня,
домочадцев (послания «П.П.Нарышкину», «К другу», «Хижина на Рпени»), и
изображение сельских праздников, приема гостей («На сельский праздник у
Вар.Ал.Кар.», «На праздник в Дубках», «Тальша», «Вечеринка в саду»), и
описание отдельных усадеб (Савинское, Кусково, Тригорское-Кайнарджи).
Известно, что И.М.Долгоруков был масоном, но в его усадебной лирике это
сказывается лишь в адекватном прочтении парковой символики усадьбы
Савинское. В остальном вместо универсальных, философских и
космополитических интересов мы находим апологию русского быта и русской
традиционности. В «Весне» воспевается ежегодное переселение дворянских
27 Там же.
29
семейств из столицы в усадьбы как переход к более здоровому, нравственному и
достойному образу жизни. В послании «К Нарышкину» описывается круг
обычных занятий автора: мы видим просвещенного, но уже не на западный, а на
русский манер дворянина, главы большого семейства, чье серьезное религиозное
чтение составляют беседы Златоуста, литературные занятия – сочинение стихов
и перевод романа Коцебу, который хорошо знает русскую историю (в том числе
конкретно историю тех мест Владимирской губернии, где ему доводится жить
(«Хижина на Рпени»), имеет и свои естественнонаучные интересы (в той же
«Хижине на Рпени» фигурирует телескоп, правда, в контексте веселой сценки,
когда автор позволяет крестьянкам взглянуть в него и наслаждается их
простодушным удивлениемИзображая себя в роли хозяина дома,
И.М.Долгоруков не скупится на прозаические бытовые детали вроде упоминания
о том, насколько дешевле обходится содержание семейства в деревне, о том, чем
освещается усадебный дом, но под его пером эти бытовые мелочи
поэтизируются, а непременный пасторальный топос некупленой провизии
приобретает, наоборот, очень конкретный и прозаический характер. Умение
И.М.Долгорукова выгодно подать прозаическую бытовую деталь проявляется и в
его изящном описании вечерней карточной игры, с комической досадой на жену,
которая «в вист ко мне всегда пойдет без козырей…».
В стихотворениях, посвященных сельским праздникам и приему гостей,
звучит важная для поэмы о сельской усадьбе, как и для любой пасторали, тема
отношения к бедности и богатству. Потомок знатного и некогда богатого, а ныне
обедневшего рода, И.М.Долгорукий охотно усваивает пасторальную нелюбовь к
большому богатству, стремление довольствоваться имеющимся. Эта
нравственная позиция проговаривается им почти во всех стихотворениях,
изображающих свою собственную сельскую жизнь, и в «Тальше», отличающейся
чувствительным пасторальным пафосом. В то же время он не в силах устоять
перед удовольствиями блестящих праздников в богатых поместьях, которые
любит описывать, и в стихотворении «На сельский праздник у Вар.Алекс.Кар.»,
называя роскошь «милым врагом морального добра», чистосердечно признает,
28 Там же, с. 377.
30
что хоть разум и велит с ней браниться, но она слишком хорошо умеет вкрасться
в сердце, чтобы легко было ее прогнать.
И.М.Долгорукий, не относясь серьезно к литературной деятельности,
обладал счастливым талантом выражать свои чувства живым и гладким слогом,
и его стихи с удовольствием читались современниками. Несколько многословная
непринужденность, откровенный непрофессионализм его поэтической манеры
как нельзя более согласуются с эстетикой жанра поэмы о сельской усадьбе. С
любовью воспевая устоявшийся усадебный уклад жизни, поэт гордится своими
привычками русского барина, своим отличным знанием и умелым поэтическим
использованием русских пословиц, присказок и простонародных словечек, и в
его исполнении русский усадебный быт предстает как яркое национальное
явление.
Иной, менее самобытный пример поэта-любителя – П.А.Межаков (1788-
1865), богатый помещик Вологодской губернии, владелец большой усадьбы,
ставшей одним из провинциальных культурных гнезд. В молодые годы
познакомившийся с кружком Державина – Львова, печатавший свои
стихотворения в «Чтениях в беседе любителей русского слова» (помимо других
журналов), Межаков, кажется, воспринял горацианские мотивы, хотя не был
чужд и анакреонтических. В стихотворении «Мой удел» он видит жизнь хозяина
усадьбы не только как череду свободных досугов и веселых праздников, но и как
ответственность за окружающий его мир, в котором на нем лежит обязанность
раздавать
Занятия ленивым,
Покой трудолюбивым,
Больным целебный сок,
Одежду погорелым,
Подпору престарелым,
Приют осиротелым,
Прохожим уголок.
Вместе с тем в его усадебной поэзии горацианские ноты как правило тонут в
море сентиментальных клише, так что порой кажутся случайными, скорее данью
традиции, чем выражением искренних убеждений автора.
Переходя к кругу карамзинистов, мы впервые сталкиваемся с поэтами, для
которых литература – главное дело жизни, которых в этом смысле можно
31
назвать профессионалами. Естественно, их отношение к усадебной жизни
весьма отлично от того, какое мы наблюдали в кругу Державина – Львова.
Внутренний мир личности – жизнь сердца, дружеское общение, семейное
счастье, сочувствие миру природы – главный предмет их лирики, усадьба в ней,
в сущности, представляет лишь фон, прекрасный пейзаж для раскрытия
прекрасной души. Изображение усадебного быта, усадебных развлечений в
поэзии В.Л.Пушкина, П.А.Вяземского, А.Ф.Воейкова, раннего В.А.Жуковского
может быть более или менее конкретно, но хозяйственные темы, темы занятий и
обязанностей помещика им чужды. Они ориентируются, в отличие от круга
Державина – Львова, не столько на античные, сколько на современные
европейские образцы (прежде всего французские), добиваясь единства
художественного впечатления. Стихи карамзинистов отличает стремление к
выразительности и литературной правильности, «гармоническая точность», по
выражению Л.Я.Гинзбург.
Мировосприятие сентиментализма с его новым и более трепетным
отношением к природе особенно ярко сказывается в ряде произведений,
изображающих усадебные парки. Тема усадебного парка начата в русской
поэзии второстепенным поэтом С.С.Джунковским, интерпретировавшим парк
«Александровой дачи» в духе просветительского морализма; Г.Р.Державин в
«Прогулке в Царском Селе» перевел тему на уровень изображения личных
чувств частного человека, но именно В.А.Жуковский в элегии «Славянка» (1815)
и несколько позже Н.И.Гнедич в «Приютине» (1821) создали классические
образцы восприятия парковой эстетики, внятной голосу сердца и связанной с
воспоминаниями о прошлом, о дорогих людях.
1810-е гг. ознаменованы появлением «организованных» литературных
объединений, вступающих в активную полемику друг с другом – «Беседы
любителей русского слова» и «Арзамаса». Естественно предположить, что и в
сфере усадебной поэзии их интересы будут во многом противоположны.
Действительно, в общем плане можно сказать, что арзамасцы культивируют
«вольные» анакреонтические мотивы, а бесединцы – «серьезные» горацианские.
Такое разделение вполне оправдано с точки зрения идейных устремлений обоих
кружков. Однако в реальности дело обстоит сложнее: и П.А.Вяземский, и
32
А.С.Пушкин уже в арзамасский период пытаются сочетать в своей поэзии и те и
другте мотивы.
Официально заседания «Беседы» начались с 1811 г., однако литературные
собрания их проходили, начиная с 1806 г. В самом журнале «Чтения в беседе
любителей русского слова» произведений, относящихся к нашему жанру, нет.
Вероятно, подобная тематика воспринималась здесь как слишком обыденная и
«домашняя», не соответствующая серьезности литературных задач, которые
ставило перед собой это общество. Между тем в поэтических сборниках
некоторых официальных членов «Беседы…» нашлись произведения, которые
можно характеризовать как стихотворения и поэмы о сельской усадьбе. Кроме
того, дружеские послания с изображением усадебной жизни не были редкостью
в журнале «Друг просвещения», издававшемся в 1804-1806 гг. Д.И.Хвостовым,
Г.С.Салтыковым, П.И.Голенищевым-Кутузовым и А.А.Пушкиным, в котором
печатались также Н.П.Николев, Г.Р.Державин, С.Н.Глинка, А.С.Шишков,
будущие действительные или почетные члены «Беседы…».
Литературно-политические установки этой группы: патриотизм, монархизм,
опора на национальные культурные основы, в том числе на православие и
церковнославянский язык – побуждали к развитию высоких жанров, высокого
слога. Так, среди панегириком царским усадьбам стихи П.И.Голенищева-
Кутузовыа, обращенные к Петергофу, среди описаний гостей и праздников в
усадьбе = панегирические стихи А.С.Шишкова на праздник у А.Л.Нарышкина и
стихотворение А.П.Буниной на дачу И.И.Кушелева. Дружеские послания поэтов
«Беседы…», разумеется, далеко не так непринужденны, как послания
карамзинистов, но их отличает важная содержательная особенность: они
склонны серьезно относиться к должности и занятиям помещика и непритворно
интересуются хозяйственной жизнью усадьбы. Д.И.Хвостов в послании к князю
Г.С.Салтыкову, в усадьбе которого он гостит, описывает сбор урожая и
крестьянский праздник по его окончании. В анонимном стихотворении из ж-ла
«Друг просвещения» Анонимный автор стихотворения «Помещик на закате
солнца» с удовольствием наблюдает за возвращением с работы своих крестьян.
А в сатирическом стихотворении Д.И.Хвостова «Май» осмеиваются те дворяне,
которые, по традиции выехав весной в свои имения, не знают, чем себя занять,
33
охотой губят крестьянские посевы, в тяжелое для крестьян время собирают
оброк ради того, чтобы потешить свое самолюбие званым обедом, ссорятся с
соседями. Члены «Беседы» подхватывают поднятую кругом Державина-Львова
тему усадьбы как родового гнезда, где человек рождается и находит последнее
пристанище рядом со своими предками.
Среди представителей «Беседы» было мало литераторов, считавших себя
профессионалами, для большинства ее членов занятия литературой были частью
патриотического культурного строительства, неудивительно, что многие из них,
хорошо понимая вкус и значение хозяйственной жизни усадьбы, отразили эту
сторону в своих стихах. Можно сказать, что и в этом также проявился их
архаизм по сравнению с карамзинистами и арзамасцами.
«Арзамасское общество безвестных людей» было организовано
карамзинистами в полемических целях, как литературный противник «Беседы
любителей русского слова», и существовало в те же годы, что и последняя, 1811-
181629. Основным продуктом совместной деятельности арзамасцев были,
помимо литературно-критических и полемических выступлений в журналах,
стихотворные сатиры, пародии и послания. Жанр дружеского послания – один
из излюбленных в арзамасской среде, его тематика связана главным образом с
обсуждением текущих литературных проблем, в том числе статуса и положеня
поэта в современном обществе; иногда их содержание составлял разбор какого-
либо нового сочинения, с указанием на ошибки и неудачные выражения автора.
Интересную разновидность дружеских посланий арзамасцев составили
изображения свободной и счастливой жизни автора (иногда адресата) в своем
имении, которые были вдохновлены примером «Моих пенатов» К.Н.Батюшкова.
«Мои Пенаты (Послание к Ж<уковскому> и В<яземскому>)», 1811-12 г.
К.Н.Батюшкова концентрирует в себе новые мотивы и веяния. Поэма
изображает уединенную жизнь анахорета, в отличие от жизни большого
семейства в родовом гнезде. Здесь на фоне традиционных мотивов
противопоставления городской суеты сельскому покою и богатства скромному
достатку доминирует тема внутренней жизни автора, его чтения, мечтаний и
29 См. Арзамас. Сборник. В 2-х тт. М., «Художественная литература», 1994.
34
поэтического творчества. Автор-поэт, променявший городские суеты и славу на
сельский досуг и безвестность, превыше всего ценит свою независимость и
возможность творчества. Погружение в частную жизнь, уединение – это его путь
не к сиюминутной славе, а к поэтическому бессмертию.
Воссоздавая в «Моих Пенатах» анакреонтические мотивы, Батюшков
обращается к традиции французской легкой поэзии, черпая вдохновение в
поэмах Ж.-Б.-Л. Грессе "Обитель" и Ж.-Ф. Дюси "К моим пенатам". Это
обращение к столь любимой в его кругу легкой поэзии было тем более
закономерно и необходимо, что реальный опыт жизни Батюшкова в родовом
имении Хантоново под Череповцом был далек от изображенного в его
поэтическом послании. Да и по своему характеру вечного странника, который,
находясь в городе, рвался к сельскому уединению, а приехав в усадьбу,
стремился поскорей из нее вырваться30, поэт отнюдь не был склонен к
усадебной жизни.
В дружеских посланиях арзамасцев 1810-х гг. (П.А.Вяземского,
В.А.Жуковского, юного А.С.Пушкина), созданных по образцу «Моих Пенатов»
прославляется образ молодого анахорета, культивируются анакреонтические
мотивы наслаждения свободой, любовью и дружеским общением. И поскольку
тема поэзии для арзамасцев наиважнейшая, их послания к другу в усадьбу или
из усадьбы легко переходят от описания привольной жизни на лоне природы к
теме усадебной библиотеки, оценке любимых авторов и проблемам
поэтического творчества.
Арзамасцы противопоставляют свой круг светской толпе и ценят сельское
уединение как «приют вдохновения», куда «непосвященноц толпе дороги нет»,
куда открыт путь только другу-поэту, «брату по музам». Только его всегда ждет
в сельской глуши радостная встреча, непринужденная, свойственная духу
Арзамаса шутливая беседа единомышленников за чаркой доброго вина.
Поэме этого типа, где доминирует изображение уединенных занятий
хозяина усадьбы, грозит опасность вытеснения пасторальной проблематики
обсуждением литературных проблем, каталогом любимых авторов, оценками
современных литераторов и т.д., что и произошло у Пушкина в «Городке».
30 См. Кошелев В. Константин Батюшков: Странствия и страсти. М., 1987.
35
Возможно, Пушкин ощутил подмену жанра, так как в том же году еще раз
обратился к поэме о сельской усадьбе в «Послании к Юдину», где, возвращаясь
от Батюшкова к Державину, попытался гораздо полнее, чем в «Городке»,
воспроизвести весь традиционный набор мотивов поэмы о сельской усадьбе.
В контексте развития усадебной поэзии интерес представляет цикл
«Долбинских стихотворений» В.А.Жуковского, написанных в арзамасский
период (1814), и его более позднее послание к Нарышкину в Петергоф (1820).
Хотя многие биографы и исследователи31 склонны относиться к ним как к
безделкам, они по-своему симптоматичны. Кажется, подобное явление
возможно только в «золотом веке» развития поэзии: стихия стихотворной речи
настолько естественна для поэта, что он и бытовые послания к друзьям в
соседнюю усадьбу (подобно дружеским посланиям с критическим разбором
стихов) пишет в стихах. Подобные послания, порой дружески-игривые, как
А.А.Плещееву, порой светски-комплиментарные, как баронессе Черкасовой,
одухотворяли, поэтизировали усадебный быт.
В 1820-е годы романтические веяния окончательно берут верх в поэзии,
романтики, отвергая классицистическую жанровую иерархию, выступают за
жанрово свободное лирическое стихотворение. Строго говоря,
поэма/стихотворение о сельской усадьбе как особый малый жанр с этого
момента прекращает свое существование. Тем не менее многие лирические
произведения 1820-х годов вырастают из предшествовавшей жанровой
традиции, прежде всего такие, как приглашения в усадьбу («Здравствуй, Вульф,
приятель мой» А.С.Пушкина), воспоминания о посещении усадьбы
(«Тригорское» и «П.А.Осиповой» Н.М.Языкова) и др. В других произведениях
звучат отголоски предшествующей традиции или полемика с нею.
Многие стихотворения А.С.Пушкина 1820-30-х гг. уже ни с каким
определенным жанровым стереотипом не связаны, хотя отражена в них именно
усадебная жизнь («Осень», «Зимнее утро», 1829, «Зимний вечер», 1825, «Зима!
Что делать нам в деревне?...», 1829, и др.). Порой можно было бы увидеть в них
полемический отказ от предшествующего жанрового стереотипа: например,
стихотворение «Зима! что делать нам в деревне?» рассмотреть как сознательную
36
полемику со стереотипом «похвалы сельской жизни» Тредиаковского –
Державина, хотя и тема скуки и томительного одиночества зимней жизни в
деревне стали уже предметом стихотворений Н.П.Николева, И.М.Долгорукого,
Г.С.Салтыкова.
Вместе с тем, если взять такой шедевр поздней лирики А.С.Пушкина, как
«Пора, мой друг, пора» (1834), его можно расценить как продолжение традиции
«призывания в усадьбу», «обитель дальную трудов и чистых нег», а если
обратиться к черновикам этого неоконченного стихотворения, дальнейший план
его выглядит так: «Юность не имеет нужды в at home зрелый возраст ужасается
своего уединения. Блажен, кто находит подругу – тогда удались он домой.
О, скоро ли перенесу я мои пенаты в деревню – поля, сад, крестьяне, книги:
труды поэтические – семья, любовь, etc. – религия, смерть». В этом кратком
конспекте можно расслышать отзвук и арзамасских мотивов (пенаты, любовь,
книги), и мотивов державинско-львовского круга (семья, религия, смерть), и
интереса «беседников» к хозяйственной жизни (крестьяне). Остается только
гадать, как по-новому могли бы зазвучать знакомые мотивы у зрелого Пушкина
и почему он не окончил это стихотворение.
В стихотворениях 1830-х гг., уже никак не связанных с жанровым
стереотипом: у А.С.Пушкина «И вновь я посетил…», Е.А.Баратынского («Есть
милая страна…»), Н.М.Языкова «Наталье Александровне Языковой»,
«Баратынскому») – создается образ родовой усадьбы как малой родины,
«душеспасительного приюта», возвращение к которому дает возможность яснее
увидеть и осознать свою судьбу, восстановить творческие силы, даже одно
воспоминание о котором способно укрепить и поддержать душевные силы. Это
осмысление родового гнезда можно назвать наивысшей, кульминационной
точкой в развитии усадебной темы. Но сходное переживание находим и в
любительской поэме М.А.Бакунина «Осуга», задуманной и начатой в 1810-е
годы именно под влиянием жанрового стереотипа, но писавшейся долго, вплоть
до 1830-х гг., и выразившей в границах этого стереотипа самобытное, зрелое и
глубоко лирическое отношение к родной усадьбе.
31 См., например, биографию В.А.Жуковского Зайцева
37
Обозревая путь, пройденный поэмой/стихотворением о сельской усадьбе в
XVIII-начале XIX вв., мы видим, что она начинается с подражаний римским
классикам (Горацию, Вергилию, Марциалу); изображает жизнь царей в
загородных резиденциях как жизнь земных богов, научаясь поэтическому
описанию и панегирическому украшению; от сельских праздников обращается к
будничной жизни, перенимая у европейской поэзии просветительско-
сентименталистский комплекс идиллических идей (нравственное воспитание
души при лицезрении прекрасной Природы, которая обращает неиспорченный
ум к мыслям о своем Создателе, и т.п.); в предромантическую эпоху обретает
вкус к бытовой конкретике и национальной самобытности, разделяется на
разные идеологические русла, условно названные нами анакреонтическим и
горацианским, осознает важность хозяйственной жизни усадьбы, социальную
роль ее хозяина как главы вверенного его попечению усадебного мира; вводит
мотив усадьбы как родового гнезда, малой родины, с которой связывает
семейная и общенациональная история. Романтический историзм пушкинской
эпохи разрушает жанровый этикет поэмы о сельской усадьбе и практически
кладет конец ее развитию как малого идиллического жанра. Однако отзвуки
традиционных тем и мотивов поэмы/стихотворения о сельской усадьбе
сопровождают русскую поэзию на всем протяжении XIX в.
Для того, чтобы проследить различные тенденции, эволюцию тем, мотивов
и образов в описанном нами жанре поэмы/стихотворения о сельской усадьбе,
поэтические тексты были сгруппированы по разделам. Возможны были два
принципа распределения материала: исторический (по литературным
направлениям, кружкам и школам) и жанрово-тематический («похвала сельской
жизни», панегирики усадьбам, сельские занятия хозяина усадьбы, прогулка по
усадебному парку, приглашение в усадьбу, прощание с нею и др.). После долгих
колебаний автор остановился на втором, жанрово-тематическом принципе,
полагая, что он дает возможность представить тематическое разнообразие и
соответствующие ему жанровые разновидности (панегирик, дружеское
послание, стихотворение «на случай» и т.п.) и композиционные принципы
38
(изображение типичного дня, проведенного в усадьбе и др.). Правда, при таком
принципе творчество одного и того же поэта оказывается разрознено по разным
разделам, однако в центре нашего внимания находится малый пасторальный
жанр, а не индивидуальное творчество поэта или поэтической школы.
